О смирении.

 

     В данном слове речь пойдет о смирении.

    Смирение – одна из наиболее высоких добродетелей, о пользе и красоте которой говорят все святые отцы. Но есть ли мера в смирении?

     Актуальность этого вопроса заключается в том, что безусловное смирение уместно перед истинным старцем, духовником. Оно является приличным человеку одинокому, не связанному узами брака и светской службы, должностными обязанностями. Ведь есть еще понятие чести мундира, чести женщины, примера для подчиненных, коллег и детей.

     И здесь нет плавного перехода. Святые отцы говорят исключительно о жизни высокой и удаленной от мира. Светские авторы, наоборот, говорят об успехе, «вере в себя», т.е. гордости, полной противоположности смирению.

      Святоотеческая литература, Соломон и Екклесиаст пишут о тщете человеческой суеты, о ничтожности всех усилий и трудов нечестивого человека.    

      Но если послушать любого психолога или эксперта по отношениям в коллективе и управлению людьми, то ключевым фактором успеха является как раз вера в свои силы, целеустремленность и страстное желание определенного результата. А смирение, скромность, понимание тщеты человеческих усилий признаются вредными и нелепыми, элементарным комплексом неполноценности, который только мешает человеку проявлять себя и не имеет никакой практической пользы. 

     Понятно, что с одной стороны, самореализация и вера в себя для насильников, убийц, извращенцев и проходимцев – это чушь полная. Но, с другой стороны, смирение не имеет ли тоже некие разумные рамки, меру, которая превращает её в нечто неправильное?

     Подтолкнул меня к пониманию этого вопроса Иоанн Кронштадтский. В одном из своих дневников он писал об уничижении, которые вызывается бесами и приводит к отчаянию. Неужели смирение может быть извращенным, особенно у духовных лиц?

    Далее хочу изложить почерпнутое в неплохой книге «Эмоциональный шантаж» (С.Форуард, Д.Фрейзер). Эмоциональный шантаж осуществляется двумя методами. Один известный – угрозы, запугивание. Но, оказывается, есть и другой, когда человека обвиняют в бессердечии, невнимании, жадности, безответственности и т.д. Т.е. в прямом несоблюдении известных христианских добродетелей. «Ты меня не любишь», - вот классический пример такого шантажа.

      Получается шантажист под предлогом оказания христианской помощи, проявления дружбы и любви добивается от жертвы определенных уступок, самоутверждается, а затем и презирает за слабость и унижает её.

      Будет ли здесь смирение уместным?

      Лучшим примером правильного поведения в такой ситуации является Иисус Христос на Голгофе. Когда его разными способами унижали, оскорбляли и шантажировали чтобы он совершил чудо, сделал доброе дело, и спас себя и разбойников. Доказал, что он царь –  настоящий.

      Но он молчал, чем и постыдил Пилата. И, главное, ничего не делал, хотя совершение чуда могло произойти от одного его помысла. И толпа беснующихся немедленно забилась бы в экстазе и преклонении пред Ним. Чего, по одной из версий, и добивался Иуда: чтобы Иисус проявил, наконец, свою силу и величие.

       Но Иисус отказался делать добро людям. (!) Он навлек на народ свой беды и разрушение Иерусалима. А народ-то израилев всего-то хотел доказательств, фактических подтверждений могущества…

       Нельзя смиряться перед бесами. Нельзя творить их волю, а не Отца Небесного.

       В этом и состоит неуловимая, тонкая, но абсолютно непроходимая грань между смирением и уничижением. Одно делается в славу Богу, другое – хула на Бога. Одно приносит радость и мир, другое – тоску и уныние. Одно приносит надежду, другое – отчаяние.

        Частным случаем этого наблюдения является оказание милостыни. Она не оказывается наглым и бесцеремонным нищим. Ведь и Святой Николай помогает далеко не всем, кто его просит, хотя всех слышит. А когда помогает, очень редко дает именно то, что у него просят.

        И наоборот, он сам находит истинно нуждающихся и помогает им. Т.е. чтобы смиряться и давать милостыню одного терпения недостаточно, требуется еще огромная сила рассуждения, понимания, тонкого чувства красоты и уместности. А иногда и юмора.

          Всегда нужно помнить ради чего мы смиряемся. Не ради самого смирения ради, не ради нищих и ближних, не чтобы сделать приятное кому-либо, но только для Господа.

          Только тогда смирение – радость и добродетель. А иначе – лизоблюдство.

          Это – очень сложное слово, простите если непонятно его изложил.